Главным политическим – и в аппаратном, и в рейтинговом смыслах этого слова – бенефициаром Крыма, войны на Украине и сирийской кампании стал министр обороны Сергей Шойгу, если, конечно, вывести за скобки фигуру самого президента РФ. Шойгу (вместе с министром иностранных дел Сергеем Лавровым) – самый известный министр российского правительства. Вероятно, слово «известный» в данном случае тождественно или почти тождественно слову «популярный». Поэтому Шойгу – очень важная часть уравнения, которое сейчас решает президент.
Шойгу – фигура загадочная: одни говорят, что политических амбиций у него нет, и не было. Другие говорят прямо противоположное: Шойгу – руководитель сталинского типа, и он хочет в политику, просто ждет верного случая. Так или иначе, тот факт, что Шойгу – чужак для всех кремлевских групп, начиная от пресловутой «семьи» и заканчивая старыми и новыми «питерцами», превращает его в потенциальную угрозу для Кремля. При этом конституционные позиции Шойгу как министра крепки. Он может делать то, что ему велит президент или Совет безопасности, без санкции Совета Федерации, но может и не делать этого. Он может упереться и в кадровых вопросах. Его отставка – проблема сама по себе, поэтому коридор возможностей у него с момента назначения на пост министра чрезвычайно широк.
История с новым губернатором Тулы – один из примеров такого «упрямства» Шойгу. По слухам, Кремль в конце прошлого года продавил назначение выходца из ФСО Алексея Дюмина на пост заместителя министра обороны, увязав вопрос о назначении Дюмина с вопросом о назначении давнего соратника Шойгу по МЧС Руслана Цаликова на аналогичный пост. Но Дюмин не смог удержать свою позицию и через два месяца был спешно переведен на гражданскую работу – тульским губернатором. Была, опять же по слухам, в начале этого года и другая история с кадровым упрямством Шойгу. Когда он якобы заблокировал обратную комбинацию – трансфер с поста главы региона на должность замминистра обороны.
Создание Национальной гвардии – это способ решить политическую «проблему Шойгу», устранить препятствие между банком военных должностей и военной силой и президентскими желаниями. Говоря другими словами, вновь созданная Нацгвардия – это армия президента в прямом смысле этого слова. Армия, которой можно пользоваться без посредников в виде министра обороны и в виде конституционных норм о применении ВС. Именно поэтому Нацгвардию возглавил телохранитель и адъютант президента Путина Виктор Золотов, получивший в конце прошлого года такое же, как у Шойгу, звание генерала армии. Золотов – человек, связанный с Путиным совершенно другими отношениями, это в каком-то смысле анти-Шойгу, противовес популярному и подчас слишком самостоятельному министру.
Subject of Emergency
Чрезвычайное положение внутри страны, с которым, если что, теперь будет иметь дело именно Нацгвардия и Золотов, чем-то похоже на военное положение, дело с которым имеют Минобороны и Шойгу, но за двумя исключениями. Даже во время войны управление вооруженными силами осуществляет министр, президент как Верховный главнокомандующий занимается только организацией режима военного положения. А вот руководство Нацгвардией будет осуществлять именно президент. Кроме того, в случае введения чрезвычайного положения у него и его гвардии будет не 48 часов полной свободы действий до получения одобрения Советом Федерации (как в случае с военным положением), а 72 часа – это лишние сутки, которые в наши непростые времена могут стать решающими.
Но и без введения чрезвычайного положения Нацгвардия кардинально меняет баланс сил между ведомствами со звездочками. До ее появления полицейские, то есть сыскные, оперативные функции были слиты с силовыми, охранными в широком смысле этого слова. Теперь они разделены: ФСБ, МВД и СК могут и должны вести оперативную работу, возбуждать уголовные дела и так далее, но больше не имеют своих «мускулов». ФСБ пока оставили Погранслужбу, но к спецподразделениям Внутренних войск ФСБ больше не имеет касательства, как не имеет к ним касательства и МВД. Смысл этого хода – появление новой аппаратной и юридической конструкции, в рамках которых главы ФСБ и МВД больше не могут и следить, и подавлять: их силовые возможности ушли к другому персонажу. Каждый большой оперативный кейс в момент, когда для его развития потребуется грубая сила – прикрытие, оперативная группировка и так далее, – будет выноситься на рассмотрение президента, который сам решит, можно ли чекистам или полицейским занять у него немного «силы» или нет.
Еще один сугубо аппаратный аспект реформы – сохранение неустойчивого баланса между собственно полицейскими или чекистами. С 2012 года с молчаливого согласия президента чекисты разных уровней понемногу проникали в систему МВД, вызывая определенное противодействие со стороны полицейских генералов. Логичным завершением этого процесса стало бы назначение на пост министра выходца из системы КГБ-ФСБ, к примеру, того же Виктора Золотова. Но это могло создать неприятную для Путина ситуацию, когда две спецслужбы если не де-юре, то де-факто слились бы в одну мегаспецслужбу с монополией на применение силы внутри страны. Это, конечно, был неприемлемый для Путина сценарий. Появление третьей силы в виде Нацгвардии, которая не может заниматься оперативно-розыскной деятельностью и не имеет своих составов в УК, но монопольно распоряжается «мускулом» двух других спецслужб, позволило решить эту проблему.
Последний, и важный пункт в списке причин появления нового силового субъекта – проблема, о которой в начале прошлого года первым заговорил Глеб Павловский: две самостийные и никому не подчиняющиеся армии внутри России. Одна – из сотрудников разномастных ЧОПов и охранных агентств, другая – почти 10 млн простых и непростых российских мужиков, имеющих на руках легальные стволы, по преимуществу в виде охотничьего оружия. В этом смысле передача Нацгвардии и функций лицензирования ЧОПов, и контроля за оборотом оружия в стране в целом – не случайность. Президент при посредничестве своей армии выходит на рынок негосударственного насилия в качестве главного контролера и арбитра.
Старый друг
У реформы силовиков есть и другие, не совсем системные, а скорее личные, человеческие причины. Одна из главных – проблемная фигура Виктора Иванова, бывшего главы ФСКН, патриарха чекистского клана в Кремле и одного из самых могущественных людей в стране. Во время первых двух сроков Путина Виктор Иванов работал в Кремле замглавы администрации и помощником президента, курируя несколько самых чувствительных вопросов: кадры, награды и назначения судей. Его, наряду с Игорем Сечиным, тогда считали серым кардиналом Кремля, ему приписывали организацию гладкого прохождения дела ЮКОСа через судебные инстанции и многие другие неприятные вещи. Супруга помощника Иванова в Кремле (а затем первого зама в ФСКН) Владимира Каланды, Лариса, при содействии Иванова стала главой государственного держателя акций «Газпрома» и «Роснефти» – компании «Роснефтегаз», и чуть было не стала главой углеводородного супермонстра в виде двух этих компаний, объединенных в одном юридическом лице.
Директор ФСКН Виктор Иванов и директор ФСБ РФ Александр Бортников (слева направо). Фото: Михаил Метцель/ТАССВ 2008 году, сразу после прихода в Кремль президента Дмитрия Медведева, Виктор Иванов возглавил ФСКН вместо попавшего в немилость Виктора Черкесова. В тот период с именем Иванова связывали не менее мрачные истории, например кампанию по сбору компромата на окружение молодого президента и либералов в правительстве. Функцию, которую исполнял Иванов в тот период, можно охарактеризовать так: он работал противовесом ФСБ, частично дублируя и подменяя эту спецслужбу в некоторых щекотливых вопросах. Параллельно Иванов активно развивал собственно антинаркотическое направление, помогая американским коллегам в борьбе с наркотрафиком из Афганистана и активно взаимодействуя, например, с лидерами некоторых латиноамериканских стран. Параллельно выстраивал какую-то свою систему союзников в том же Афганистане и Латинской Америке. Параллельно, через структуры подчиненного ему Государственного антинаркотического комитета, «подстраховывал» Национальный антитеррористический комитет, подчиненный ФСБ.
После возвращения Путина в Кремль полезный Виктор Иванов стал менее востребован. С началом кризиса разговоры о ликвидации его спецслужбы чиновники стали вести уже не вполголоса, а громко и внятно. Иванов – друг и в каком-то смысле старший товарищ президента Путина. Но держать под ним дорогую спецслужбу, функции которой так или иначе постоянно пересекаются или с функциями СВР, или с функциями ФСБ, или с функциями МВД, – дорого и неэффективно. Иванов может быть советником президента или замглавы администрации, как раньше, или даже секретарем Совбеза, но совершенно не обязательно при этом содержать ФСКН. Личная антипатия, которую испытывают к Иванову многие в команде Медведева, подогревала эти разговоры. В начале прошлого года вопрос о передаче функций ФСКН в МВД чуть было не довели до логического конца, но Иванов вывернулся в лучших традициях настоящих чекистов. Именно его сотрудники задержали обвиняемого в убийстве Немцова Заура Дадаева и передали его в руки следствия. Так Иванов выиграл себе еще год.
По слухам (строго говоря, все, что касается силовиков в России, следует давать под этой рубрикой), в последнее время Иванов ставил на новый проект, который позволил бы ему не потерять должность или даже получить новую. Проект вовлечения (в том или ином виде) России в процесс государственного строительства в Афганистане, где уже несколько лет работают оперативные группы сотрудников ФСКН. Речь шла о стратегической задаче – газопроводе из России и Туркменистана далее в Афганистан, Пакистан и Индию, который в усеченной версии был запущен в конце прошлого года под брендом ТАПИ. Понятно, что без сильного гаранта участок трубы, проходящий по Афганистану, всегда будет слабым звеном такого проекта. Россия могла бы стать таким гарантом. Но теперь уже, кажется, не станет.
Для 2016 года и актуальных планов Путина Иванов – слишком противоречивая фигура. Фигура, имеющая общее прошлое со многими еще более противоречивыми фигурами. Например, со своим уже бывшим замом по ФСКН Николаем Ауловым, имя которого в крайне неприятном для всех «питерских» контексте упомянул 10 дней назад отбывающий в Матросской Тишине наказание Владимир Барсуков (Кумарин). Ликвидация ФСКН ставит точку в этой долгой и очень запутанной биографии, сводя для Кремля к минимуму риски от спекуляций, которые последние несколько лет так или иначе преследуют Виктора Иванова. Характерно, что его отставка прошла по тому же сценарию, по которому прошло и назначение представителя нового поколения силовиков Дюмина. Тридцать первого марта, по некоторым данным, Иванов сначала имел личную встречу с премьером Медведевым, где и было озвучено решение о ликвидации ФСКН, затем был немедленно доставлен в Кремль, где все то же самое ему подтвердил президент Путин.
На долгие года
Восстановление баланса и реструктуризация активов – вот что такое нынешняя реформа силовиков, выражаясь языком бизнеса. Путин убирает токсичные и рискованные фигуры, меняет распределение силовых полномочий, перетягивая лично на себя ту их часть, которая будет иметь решающее значение в ближайшие два года. Что дальше? То же самое, только в гражданской сфере: административная реформа в правительстве и ведомствах без звездочек, новая экономическая повестка, выборы и «слепая зона»: поздняя осень этого года, когда, вероятно, и будут сделаны какие-то резкие политические шаги, если такой план действительно существует.
Не пытаясь угадать, что именно произойдет осенью, можно подняться над ситуацией и попробовать схватить ее смысл в чуть более широкой исторической перспективе. К власти и большим деньгам постепенно приходит второе поколение путинской элиты – условные дети, от Алексея Дюмина до Патрушева-младшего. При этом отцы заняты старыми долгами и расчисткой шкафов со скелетами, созданием системы личных гарантий и вопросами мира, ибо детям нельзя оставлять в наследство войну и хаос. Конечный пункт этого долгого и непростого процесса – процесса трансферта власти от одного поколения элиты другому – передача высшей власти в стране. Которая уже была успешно отрепетирована восемь лет назад, весной 2008 года.
Константин Гаазе, журналист, политический обозреватель
Источник: Бюллетень Московского Центра Карнеги
)
