Ювенальный суд - самый антигуманный суд в мире?
05.12.2016 Ювенальный суд — он защищает права ребенка. Какого ребенка? Абстрактного. Конкретный ребенок суд совершенно не интересует. О родителях и говорить нечего, они еще на доследственной проверке теряют все права гражданина и фактически лишаются родительских прав во внесудебном порядке. При этом такой суд не может обойтись без нарушений. Ведь не просто взять и осудить родителей. Они же добропорядочные граждане, которые, как назло, прекрасно характеризуются по месту работы и проживания, а также со стороны всех знакомых и родных.
Итак, какие же нарушения допустил ювенальный суд в деле Естехиной? Во-первых, суд не счел нужным установить сам факт правонарушения, так как отказал в экспертизе. Экспертизу не провел и дознаватель. Всех устроили слова ребенка, что мама 2 (два) раза ударила девочку кулаком по голове, отчего образовался синяк. Причем никаких доказательств того, что девочка это действительно говорила, в деле нет. Нет ни видео, ни аудиозаписей допроса ребенка. Кстати, это второе нарушение, а именно: статья 191 часть 5 УПК РФ гласит, что при допросе несовершеннолетнего в обязательном порядке должна проводиться видеосъемка. Либо должен быть отказ ребенка (или его законного представителя) от видеозаписи. Ни видеосъемки, ни отказа от нее в деле нет. А значит, допрос девочки должен быть признан недопустимым доказательством и исключен из рассмотрения! Причем этот допрос — единственное доказательство, на котором суд строил свои доводы.
Но помимо нарушения статьи 191 ч. 5 нарушена и еще одна норма закона: статья 190 часть 2, в соответствии с которой протокол допроса должен представлять собой вопросы и ответы в той последовательности, в какой они производились. Однако протокол допроса представляет собой единый текст, практически слово в слово и даже до запятой повторяющий опрос, который был сделан до открытия уголовного дела (11.11.2015). По обоим этим нарушениям в ходе суда были поданы ходатайства, однако суд не счел нужным исключать допрос как недопустимое доказательство и не исключил его! Значит, теперь уже судья нарушил статью 75 УПК РФ «О недопустимых доказательствах», ведь в соответствии с этой статьей судья был обязан исключить допрос от 19.11.2015 г. как недопустимое доказательство, раз оно получено с нарушением требований УПК. Недопустимые доказательства не имеют юридической силы и не могут быть положены в основу обвинения!
Следующее нарушение связано с помещением девочки в социально-реабилитационный центр. Это произошло 15 октября 2015 года. Все показания свидетелей противоречат друг другу. Но если выстроить последовательную картину произошедшего, то станет ясно, что всё изъятие и фактически осуждение Кристины Естехиной организовал соцпедагог Сокиркин В.В., который уже в 11.30-12.00 позвонил отцу Саши Табачной, Юрию Павловичу, в Ставрополь и сказал, что его жена избивает дочь (!) и что на нее будет заведено уголовное дело. Далее бывшая сотрудница Сокиркина по его прежней работе — капитан ПДН Хмель Е.Н. сообщила Кристине, когда она пришла в школу, что посадит ее. И всё это уже 15 октября 2015 года. Зачем суд? Зачем вообще что-то доказывать? Всё уже было решено сразу этими двумя собратьями по ПДН (Сокиркин — бывший начальник отдела ПДН, в котором трудилась и трудится по сей день Хмель Е.Н.). На допросе Хмель Е.Н. указала, что не имела права забирать девочку у матери, но сделала это, так как мать в категорической форме отказалась забрать дочку домой. Это утверждение полностью опровергают слова Сокиркина, который на суде сказал, что Естехина не давала ему увезти девочку в центр, бросаясь на капот его машины. И добавил «истеричка». Кстати, Сокиркин уже 15 октября решил, что Кристине нужно в психушку, а впоследствии доблестные работники МВД организовали это, поместив Кристину в психиатрический диспансер на стационарную судмедэкспертизу. Несчастная женщина целый месяц просидела в психбольнице под непрерывным 24-часовым наблюдением. Врачи признали ее психически здоровой, психзаболеваний у Естехиной нет и не было! Откуда же тогда в деле появилась справка о шизофрении, которая попала к уполномоченной по правам ребенка Зыковой Н.А.? Видимо, тульскую УПР кому-то очень нужно было убедить в ненормальности Кристины? Кому-то нужно было, чтобы все отвернулись от нее и не помогали ей, считая ее психбольной? Даже липовую справку состряпали? В деле также оказалось огромное количество якобы показаний ребенка о непрерывных избиениях и издевательствах со стороны матери. Эти избиения полностью опровергли бывший и нынешний муж Кристины, а также соседи, сослуживцы, друзья и знакомые семьи. Но свою роль они сыграли. Общественность отворачивается от Кристины, говоря «нет дыма без огня». Судья все эти сведения долго и упорно зачитывала, а затем сказала, что всё это не доказано, и суд это исключает. Но зачем было весь этот огород городить? Видимо, затем, чтобы дело выглядело посолиднее, ведь как-то не комильфо целый год разбираться с 1 (одним) синяком (и трижды наказать за это невиновного человека, о чем будет сказано ниже).
Возвращаясь к помещению Саши Табачной в социально-реабилитационный центр, нужно сказать, что опека полностью открестилась от этого, заявив, что решение об отобрании ребенка не принималось и соответствующее распоряжение не издавалось. На каком же основании ребенок провел 3,5 месяца в детдоме? ПДН ссылается на отказ, написанный матерью. Отказ выглядит так: Кому этот «документ» адресован? Что в нем говорится? Кто-нибудь понимает? Можно ли на основании такого документа изъять у матери, не лишенной родительских прав, ребенка?
Этот вопрос надо задать в управление МВД Тулы, особенно теперь, когда опека отказалась взять на себя ответственность за изъятие девочки. Ну и, видимо, чтобы изъятие ребенка выглядело красиво и убедительно, в деле появилось поддельное объяснение Кристины, которого она не давала. На этом объяснении красуется поддельная подпись Кристины, которую она не ставила. Именно этот документ, по-видимому, и лег в основу изъятия ребенка. Ходатайство по данному документу дважды подавали в суд. Первый раз суд его отклонил на том основании «что вы же собственноручно написали отказ» (хотя в деле две, а не одна бумага на эту тему, но судья и прокурор не сочли нужным это перепроверить). Второй раз судья отклонила ходатайство на том основании, что нумерация страниц в документе не та, что в деле. Оказывается, дело было перепрошито после ознакомления с ним подсудимой. И, соответственно, страницы были перенумерованы. Ну и что? Какая разница, ведь по закону нумерация ставится простым карандашом, перепрошивай сколько хочешь. Можно и изменять дело сколько угодно раз, почему нет? Это не запрещено законом почему-то. В итоге ходатайство так и не было принято, потому что прокурор опять пробубнил «вы же сами писали» вместо того, чтобы проверить и убедиться, что в деле два документа, а не один.
Как бы то ни было, но уже 2 ноября 2015 года, посоветовавшись с юристом, Кристина написала отказ от отказа, чтобы ей вернули дочь. Но не могли же работники СРЦ и их кураторы из ПДН взять и просто так отпустить девочку? Ведь из нее еще не выбили подпись под заранее написанным некими литераторами из ПДН текста об огромных маминых преступлениях! Поэтому девочку, несмотря ни на что, продолжали удерживать в СРЦ, хотя уже вообще никаких законных оснований для этого не было. И одновременно усилили давление на ребенка, заставляя ее оговорить мать. Уже 8 ноября девочка заболела — у нее открылся гастрит, она не могла есть. Болел живот, мучила рвота. Папа посоветовал ей всё подписывать, не отказываться, главное — сберечь здоровье. Вот вытащим тебя оттуда, тогда всё расскажешь как было, а пока подписывай, — сказал папа дочке. Мама его в этом поддержала. И вот свершилось, 11.11.2015 Саша поставила свою подпись под протоколом опроса. На основании которого 13.11.2015 г. было заведено уголовное дело.
Родители, знайте. Что если у вас случится что-то подобное, то ваш ребенок должен продержаться ровно 30 дней и не ставить свою подпись под тем художественным произведением, которое его будут уговаривать подписать. Именно такой срок у доследственной проверки. Если за это время потерпевший не подтвердит факт правонарушения против него, то уголовное дело не будет заведено. Саша сломалась на 27-й день. Почему я говорю о художественном произведении? Потому что соцпедагог Сокиркин знал обо всех адресах предыдущего проживания девочки, о том, где работали папа и мама, так как за несколько дней до происшествия с синяком вызывал Сашу в кабинет психолога, где они с психологом ее опрашивали и строго-настрого запрещали рассказывать об этом маме. Причем вызывали неоднократно, Саша говорит, что раза три вызывали, и она беседовала с Сокиркиным и психологом. А ведь судью убедили «опросы» и «допросы» Саши именно тем, что в школе якобы никто не мог знать про ее предыдущие адреса проживания и разные факты из жизни...
По поводу допроса 19.11.2015 г. Помимо того, что он является недопустимым доказательством, так как получен с нарушением двух статей УПК, суду были предоставлены доказательства того, что этого допроса попросту не было. А именно: в школе, где училась на тот момент девочка, ей выдали справку, что она находилась в этот день на занятиях с 8.00 до 14.10, в то время как допрос якобы проводился с 12.45 до 14.00. Но судья нашла выход из этой неудобной ситуации: она сказала, что девочка была на уроках, находясь в СРЦ! То есть школа и СРЦ находятся в одном здании! На самом деле это разные здания, у СРЦ адрес ул. Седова, 31 г, у школы — ул. Седова, 35 в. Ну какая разница? Подумаешь, это несущественно, и вполне можно сказать, что раз дома рядом, значит, это один и тот же дом. Это утверждение не требует доказательств, ясное дело. Но и это еще не всё. В самом СРЦ выдали копию журнала посещений, в котором отмечаются все приходящие в центр посторонние люди. Так вот, ни представитель опеки, ни дознаватель в этот день в журнале посещений не отмечены. Что сказали на это прокурор и судья? Что поскольку мы верим представителю опеки, поставившему свою подпись под протоколом допроса, значит, допрос был. Ведь представитель опеки не врет, это утверждение также не подвергается сомнению. Однако выступающая на суде психолог СРЦ, которая также поставила свою подпись под протоколом 19.11.2015, не вспомнила сидящую рядом с ней представительницу опеки, с которой якобы вместе была на допросе 19.11.2015, хотя ее прямо об этом спрашивали «не узнаете ли вы кого-нибудь здесь, в зале?» Кроме того, она заявила, что допрос 19.11.2015 проводила капитан ПДН Хмель Е.Н., однако Хмель не дознаватель, она не имела права проводить допрос в рамках уголовного дела. Она проводила не допрос, а ОПРОС, тот самый, под которым вынудили подписаться Сашу Табачную на 27-й день ее пребывания в СРЦ. Именно этот опрос и помнит психолог центра Чухрова. Но вот представителя опеки, кстати, законного представителя несовершеннолетней потерпевшей, Бахвалову Е.А, она не помнит, хотя та расписалась и под опросом 11.11.2015 г, о котором вспомнила психолог Чухрова. Вывод: Бахваловой Е.А. не было ни на допросе, ни на опросе Саши Табачной.
Можно ли было проводить допрос и опрос в отсутствие законного представителя? Вопрос риторический, так как суд такие мелочи не волнуют, ведь уже 15.10.2015 г. было решено, кто и за что нужно осудить, всё остальное — просто легализация решения внесудебного органа. Не только психолог Чухрова, но и сама Саша Табачная не помнит своего законного представителя из опеки, о чем она написала в своем ходатайстве в суд. В этом ходатайстве Саше Табачной также было отказано на том основании, что Бахвалова вне подозрений. Кстати, Саше отказали и в ее просьбе проводить допрос на суде без Бахваловой и Чухровой. Судья сказала «закон суров, но это закон». Какой такой закон гласит, что допрос потерпевшего должен проводиться свидетелями обвинения, непонятно. Или есть такой закон? Хотелось бы на него посмотреть. Но почему законным представителем девочки является чужая тетя из опеки, которую ребенок боится? Потому что мама — подсудимая, а папа встал на сторону жены, так как дочка, выйдя из СРЦ, ему рассказала, что мама ее не била. Папе отдали девочку только после того как он подписал бумагу, что не будет допускать общения мамы с дочкой. Хотя опека утверждает, что никаких ограничений в общении мамы и дочки с их стороны не было…
Как ни крути, получается, что изначально всё наказание без преступления было организовано бывшими и нынешними работниками ПДН, которых поддержали дознаватель Горшкова Н.В., работники СРЦ, которые удерживали там девочку, идя на поводу всё того же ПДН, и мировой судья Ренгач О.В., а также опека, ведь именно опека играла роль законного представителя Саши на суде. Именно представитель опеки высказался против экспертизы, которая помогла бы понять, откуда же взялся синяк на лбу девочки. И в заключение — о трех наказаниях, которым подвергли невиновную Кристину Естехину: 1) отобрание ребенка; 2) месяц в психбольнице; 3) 30 тысяч штрафа. Да, девочка пишет во все инстанции просьбу, чтобы услышали ее слова о том, что это не мама, а младший братишка поставил ей синяк. Кто услышит голос Саши Табачной? Кто защитит права ребенка?
Всё вышеописанное дает представление о том, что ожидает родителей, которых угораздит, как Кристину Естехину, попасть в жернова этой системы. Но теперь, после 3 июля 2016 года, попавший в эти жернова родитель 30 тысячами штрафа уже не отделается. Ему грозит срок до 2-х лет. А детям — остаток детства провести в детдоме или чужой «семье». Нужно понимать, что обвинение родителю выносится сразу, а так называемое следствие и так называемый суд — это лишь видимость правосудия, оформление внесудебного (вместосудебного) решения с помощью межведомственного взаимодействия. Если кто-то сомневается — перечитайте еще раз всё написанное о суде над Кристиной Естехиной.
Юлия Гончарова, РВС.
http://r-v-s.su/statia/yuvenalnyy-sud-samyy-antigumannyy-sud-v-mire
