СО СКАРБОМ ЗА ПЛЕЧАМИ
Мир всем! Позвольте, братия, поделиться впечатлением от использования двух германских рюкзаков: 30-литрового – т.н. «горно-егерьского» и «штурмового» (?) 60-литрового. Прежде всего, замечу, что первый я взял в прошлом году совершенно целенаправленно – накануне путешествия – в подвале «Дома тканей» на Калужской заставе, в котором обосновалось торговое заведение «Force'Age». Изделие было уже подержанное, но вполне сносное – без прорех и поломок. А легкая потертость лишь придавала ему эффектный харизматичный вид. Когда же я его выстирал, он вообще сделался почти «как новый»! Выложил я за него тысячу четыреста пятьдесят целковых, и вскоре выяснилось, что переплатил чуть ли не вдвое, – иные торговцы спрашивают за подобное же существенно скромнее. Ну да ладно! – дорого, как говорится, да мило. В октябре прошлого года я с этим ранцем провел две недели на Афоне. О паломничестве на Святую Гору не следует говорить всуе, мимолетно, походя, – это долгий, доверительный разговор, который, возможно, надо вести «скрытно от внешних», потому что для кого-то из таковых он будет соблазном, а кому-то покажется безумием. Замечу только, что путешествие на Афон отнюдь не является праздным времяпрепровождением, – это во всех отношениях довольно экстремальное, как теперь говорят, мероприятие. Набил я этого своего «Хорста Весселя» до предела. А когда добрался до Афона, пришлось нагрузить его еще и сверх предела: на Горе в октябре довольно тепло – можно купаться! – поэтому я уложил куртку с капюшоном, в которой выехал из промозглой осенней Москвы, в целлофановый пакет и аккуратно прикрутил получившуюся скатку шпагатом к рюкзаку, – благо на нем имеются соответствующие крепления. Так и ходил от монастыря к монастырю: за плечами дружище «Хорст», на нем – перетянутый белой веревкой черный валик. В Пантелеимоновом монастыре со мной вышло натуральное бедствие! – возлюбленного моего товарища ночью прогрызли мыши! Я припас на черный день в рюкзаке две упаковки орехов, и этот день – а вернее ночь! – наступил (а)! Пантелеимоновские постники выели в боку «Хорста Весселя» дырку с вершок в диаметре! Кажется, я меньше переживал бы рану на собственном теле!.. Забегая вперед, замечу, что, возвратившись в Москву, я исключительно добросовестно и аккуратно залатал эту боевую пробоину. Многие наши паломники в претензиях к Пантелеимонову монастырю – нелюбезная братия! невыносимые условия! и т.д., – но у меня отныне со святой обителью свои счеты!.. Странным образом, во время путешествия рюкзак не худел и не легчал, а, напротив, поправлялся и тяжелел: да, некоторые съестные и крепкие питьевые припасы употреблялись по назначению, но на смену им приходили всякие ценные с нашей точки зрения предметы, как-то приобретенные или найденные на Афоне, почему в Москву я возвратился еще и с сумкой в руках, помимо туго набитого «Хорста Весселя». И тогда же я решил, что этот «горно-егерьский» хранитель нашей частной собственности для подобных путешествий слишком мал.
И вот как-то зимой по случаю я стал обладателем нового, несоизмеримо большего, пруссака – шестидесяти-, как уже говорилось, -литрового. Мы встретились с ним там, где я и не предполагал ни в коем случае найти друга – на… Измайловском вернисаже. В одной из лавочек он лежал среди каких-то военных обносков. Причем сам-то был совершенно новый, очевидно, не использованный никем и никогда. Его «кордура» отсвечивала новизной, а агрессивный раскрас – «флектарн» – напоминал шкуру молодого экзотичного зверя. Спросил с меня торговец-магометанин за этот шедевр антантовского снаряжения… тысячу пятьсот! Напомню, за эту же цену полугодом ранее я купил вдвое меньшего ветерана холодной войны «Хорста Весселя». И вот нынешним маем я снова отправился на Афон. Естественно, с новым рюкзаком. И опять он был набит до предела! И опять за целый почти месяц путешествия он не худел, а лишь прибавлял в объеме и весе. Прямо-таки чудеса афонские! И только! Помятуя о давешней своей пантелеимоновской катастрофе, в этот раз я отнесся к драгоценному изделию куда как заботливее: никогда на ночь не оставлял его на полу, в некоторых случаях ставил прямо на койку – в ноги.
Впечатления от нового рюкзака сложились вполне противоречивые. Главный недостаток этого «штурмового» заключается в особенностях самого его покроя: рюкзак представляет собою вытянутую вертикально более чем на аршин и довольно узкую емкость. Этакий колодец. Вещи там размещаются слоями – где-то в пять-семь уровней, в зависимости от габаритов переносимых предметов. И чтобы добраться до третьего, скажем, сверху уровня, нужно прежде вынуть вещи, находящиеся в двух вышележащих уровнях. Так мне за день порой приходилось разгружать и снова укладывать рюкзак до пяти раз! – это для того, чтобы откуда-то там из его недр извлечь тот или иной потребовавшийся предмет. Ничего, кроме дискомфорта это не доставляет. Как тут не вспомнить старый советский пузатый рюкзак, из которого я мог достать любой предмет – хоть с самого дна! – не вынимая прочего содержимого. Но вместе с тем подобная «трубовидная» или «колодцеобразная» компоновка «штурмового» имеет и положительные свойства: практически не выступая за габариты своего владельца, рюкзак почти не мешает путешественнику протискиваться в какой-либо труднопроходимой среде. Так мне случилось идти из одного монастыря в другой версты две по натуральным джунглям, в которых жестокость ветвей кустарника сравнима разве с колючей проволокой. И будь на мне американская широкая «Алиса», мой отважный маневр превратился бы в куда большее испытание. Ну и еще одно, сомнительное, впрочем, «положительное» свойство пятнистого пруссака – это его ставшая легендарной харизма «зольдата», «дикого гуся» и т.п. Для кого-то это может иметь значение.
В общем, если оценивать «штурмовой» по традиционной пятибалльной системе, я бы поставил ему что-то между «уд» и «хор». В то время как старину «Хорста» я оценил бы скорее на «хор»–«отл». Для своего типа путешествия этот «горно-егерьский» гораздо более удобный и практичный, нежели «штурмовой» для своего типа. Прежде всего, он несоизмеримо более доступный: так, чтобы достать какой-либо предмет из глубин рюкзака, можно даже не разбирать верхнего уровня. Понятно, в него входит гораздо меньше. Но это скорее характерная проблема самого путешественника, а не данной детали его снаряжения. Мне лично, как неисправимому Плюшкину, оказался мал и 60-литровый рюкзак. Но я встречал на Афоне паломников, за плечами которых висел рюкзак от силы в двадцать литров и к тому же полупустой! – и они как-то обходились!.. Наверное, среди выживальщиков преобладают люди аскетической натуры, и таковым для путешествий вроде моих, где почти не требуется заботиться о пропитании, я рекомендовал бы иметь именно «горно-егерьский» или другой подобный рюкзак. Ну а сибаритам, вроде меня любимого, я как раз отнюдь не рекомендовал бы «штурмовой» 60-литровый, потому что все равно он нам с вами, братия-аристократы, будет мал и неудобен. Наверное, требуется еще больший. Спаси, Господи, всех выдюживших наш монолог!..
На первом снимке: оба афонских паломника.
На втором: залатанный «Хорст Вессель».