Сергей Еремин: В среду рано утром на сайтах появилась информация о пленении группы Марата Мусина «АННА НЬЮС». К вечеру «Россия 24» сообщила, что имело место предательство, но плена удалось избежать и группа вышла к своим. Ты был среди них, поэтому к тебе и вопрос: «Что случилось?»
Сергей Бережной: Война это не Голливуд, это рядом идущие благородство и предательство, самоотверженность и самопожертвование, трусость и подлость. А ещё жестокость, не свойственная даже зверю, порой не всегда мотивированная, заложенная в человеческом естестве. Так что оказываясь на войне, следует всегда быть предельно собранным, избавленным от иллюзий и готовым к выживанию, но не любой ценой. То, что случилось с группой – это типично, и мы были готовы к этом: У каждого свои ощущения в силу психофизического состояния, опыта, возраста. Поэтому рассказ каждого из нас может расходиться в деталях, но совпадать в общем. Мне повезло во всех отношениях, поэтому считаю своё видение самым объективным. Шутка, конечно. В общем-то, закономерно попасть в ситуацию, если работаешь с Маратом Мусиным. У него всегда балансирование на играни запредельного, а поневоле и у всех, кто рядом – мы же неразделимы. Он уже более чем красочно поведал об истории попытки захвата группы, так что стоит лишь убрать эмоции гражданского человека, коснуться деталей, «высушить» картину. Изначально взял с собою в поездку самых надежных ребят, прошедших школу спецназа и войны. Объяснил шансы на возврат – они были невелики, но мои друзья остались верны слову. Они вызывают только восхищение своей выдержкой и профессионализмом, готовностью служению Отечеству – школа-то советская. Да и вообще не будь этих троих белгородцев, исход мог бы быть иным.
С. Еремин: Можешь назвать их?
С. Бережной: Увы, нет, не время.
С. Еремин: Так что же всё-таки произошло?
С. Бережной: Мне надо было в Горловку к Безлеру, но туда вела единственная менее опасная дорога. Нашёлся проводник: за двое суток он не раз случайно оказывался рядом. Теперь понимаю: не случайно. Подвела интуиция, усталость или болезненное состояние – несколько суток без сна пеленали сознание, давило сердце и шкалило давление, поэтому за дорогой не очень-то следил, хотя осознавал, что эти двадцать-тридцать километров могут в любой момент стать дорогой в вечность. У Марата неточность – мы не ехали в аэропорт снимать штурм, это он так считал, а я не стал его разубеждать. А дальше – другая дорога, блокпост нацгвардии, ствол в спину проводника при попытке остановки, педаль газа до пола. Попытка разворота была бы пресечена пулеметной очередью без всяких шансов. Низкий поклон моим ребятам: они могли на своем «уазике» развернуться и уйти, но сознательно пошли в ловушку вслед за нами, взяв на прицел «укров». И те бросились врассыпную – умирают за идеи, а не за деньги. Что было дальше, уже рассказал Марат и повторяться не стоит. Одна деталь – очередь была короткая, в три патрона, а не длинная, да и то это водитель не поставил автомат на предохранитель – неопытный, всего второй месяц в отряде. А вообще они держались достойно – надежные ребята. Ну а пленных, которых брали по пути, отпустили под честное слово – милосердие искупает грехи.
С. Еремин: Верили, что выберитесь?
С. Бережной: Когда прошла информация о нашем пленении и дочь атаковали звонками, она ответила однозначно: я знаю Марата Мусина, своего отца и его друзей – их живыми не взять, поэтому сообщение о плене – ложь. Они живы, они выйдут. Ну как мы могли разрушить эту веру? Выберемся – не выберемся – так вопрос даже не стоял. Мы были обязаны выйти. Во всяком случае, взять нас было совсем не просто: у нас и сила духа, и мастерство. Даже интеллигентный профессор товарищ Мусин не только весьма мастерски владеет пистолетом и автоматом, не говоря уже об остальных. Ополченцам плен тоже был противопоказан. А вообще самостоятельно обувая утром берцы ещё не значит, что ты снимешь их сам, а не в морге их снимут с тебя. Должно быть философское отношение и к жизни, и к смерти. Вопрос только в сроках, но на всё воля Божья.
С. Еремин: Вы в западне, шансы выбраться невелики. Какие чувства испытывали?
С. Бережной: Не поверишь – страха не было. Было сожаление – многого не успел из задуманного, не успел попросить прощения, кредиты, обязательства. Когда шли – несколько раз всплывало в сознание: « Так хочется жить…» Это слова из песни, она с Сирии со мною. Солнце слепит, цикады трещат, птицы поют – пастораль небесная, а тут «шаришься» с автоматом по своей земле. Злость брала, потому принципиально ни разу ползком не передвигались – всё больше в рост, лишь иногда пригибаясь. Может быть и глупо, но психологически верно. А когда Дима оставлял «граник» и демонстративно с одним пистолетом вразвалочку уходил на разведку – моряк вразвалочку сошел на берег – улыбка оживала на лицах.
Ещё была обостренность чувств – зрения, обоняния, слуха и ясность сознания. Схватываешь всё вокруг молниеносно, отцеживаешь, анализируешь и принимаешь решение, соглашаясь с предложением ребят либо отвергая. Сразу же уничтожил документы и флэшкарты – там были лица людей и объекты, о которых не должен был знать враг. Так же действовали и остальные. Растеряйся в первые секунды – сегодня бы мы не беседовали. Было чувство жажды – сутки без воды. Промёрзли насквозь – «выкупались» в протоке, а температура стремилась к нулю. Судорога от холода сводила мышцы и каждое движение вызывало острую боль. После выхода к своим – пеленающая усталость. Не было чувства безнадежности, страха, паники. Повторяю: была уверенность в том, что выйдем, поэтому эйфории по поводу выхода тоже не было – всё буднично, будто в булочную сходили. Единственное – не хотелось кануть в безвестность, оставить сомнения в том, что группа полегла в бою с честью и славой.
С. Еремин: А что с предателем?
С. Бережной: Ушёл, точнее, ему дали уйти. Вопрос в другом: кто заказчик? В среду на одном из украинских сайтов прошла информация об успешной операции СБУ о ликвидации группы Мусина. Спустя короткое время она исчезла, но была похожа на информацию некоторых российских сайтов с тем же содержанием. Ликвидация Мусина, а заодно и группы была удобна именно в Новороссии – в вакханалии беспредела и предательства легко направить по ложному следу.
С. Еремин: Вы были там в качестве журналистов?
С. Бережной: Марат Мусин не только ученый, экономист, писатель, политолог, публицист, но ещё и руководитель новостного агентства. У меня обычная писательская командировка от Союза. Остальные осваивали профессию военных репортёров. Идёт война с Россией и каждый должен хоть что-то сделать, чтобы остановить её. Чистой журналистики не бывает, она всегда социальна и классова. Вчера Россию распинали в Югославии и убивали на Ближнем Востоке, сегодня руками националистов и наёмников убивают русских уже на нашей земле. Повторяю, это наша земля – древняя славянская, политая кровью наших предков и её надо защищать. Два десятка лет назад предатели земли Русской отрезали от неё целые куски, провозглашая административные границы государственными и кровавый разлом прошёл даже по семьям. Их щедрость оплачена иудиными сребрениками. Нас сделали самым большим в мире разделённым народом. И мы должны с этим с мириться? Никогда! Сегодня информационная война более тотальна и результативна, нежели пули или снаряды. Американская пропаганда дала обильные всходы на холуйском сознании западенцев и началась кровавая жатва.
С. Еремин: Почему холуйском? Они хотят европейской интеграции.
С. Бережной: Украинцы давно интегрировали в европейские бордели, в уборку улиц, в мытьё сортиров – мы не против. Национальная гордость великороссов не позволяет иди их стопами, вот и поднялись сначала Крым, затем Донбасс.
Сегодня с Новороссией сражается не только официальный Киев и западенцы, наёмники со всего мира. Из Сирии пришли ваххабиты – наши бывшие сограждане. Сейчас они отрезают голову нашим единоверцам, завтра после обкатки на Украине взорвут Кавказ, Татарстан, Башкирию, Пермский край.
А наш обыватель, отрыгивая пивом и баварскими колбасками, вопрошает: а зачем ты едешь на войну?
Я не могу быть простым созерцателем и констатировать лишь факты – воспитан иначе. Для меня журналистика и публицистика – это средство идеологической пропаганды. Мне не надо прятать свои идеи за лукавой фразой – они не оплачены ни чьими деньгами. Аналогично Марат – Агентство создано людьми, у которых боль за Россию разрывает сердца. Поэтому информация «АННА НЬЮС» при максимальной объективности определена идеологическими ценностями. Так что пусть нас считают комбатантами, но мне не позволит совесть не встать плечом к плечу с тем, кто закрывал меня, кто делил глоток воды или кусок хлеба, кто с оружием в руках защищает землю русскую. Ты можешь представить себе, что Шолохов или Твардовский, Симонов или любой другой писатель на фронте будут прятаться за спины солдат и вопить: мы журналисты, не трогайте нас!
С. Еремин: Тогда ты необъективен в оценке ситуации в Новороссии?
С. Бережной: Ещё как объективен! Я же ещё и юрист, поэтому факты для меня прежде всего. Я обязан писать о зверствах карателей, о разрушенных домах, детских садах и школах – должен быть образ врага, но не буду писать об ответной жестокости, бардаке и криминальном беспределе – с этим надо бороться без истерики. Но разве это свидетельство необъективности?
Я буду писать о пассионарности луганчан и дончан, российских добровольцах, взявших в руки оружие, но я не буду писать о предателях среди них – не время и не место.
Я буду рассказывать о жизни на грани выживания – без света и воды, в холоде, с миской похлёбки в день и чаем без сахара, но не буду говорить об «отжатой» гуманитарке, разграбленных квартирах и отнятых машинах.
На войне правовое поле – это из области фантастики, правит сила автомата. Разбежались милиция, прокуратура, суды – паралич коррумпированной власти, но ополченцы, не искушенные в праве и криминалистике, сами наводят порядок по законам войны. И не всегда справедливо, но разве она есть в нашей мирной жизни?
Следы войны на каждом шагу. Гуманитарная катастрофа – налицо. Что ещё надо? Это объективная действительность, не требующая доказательств. Или это батальоны сопротивления расстреливают свои города, дома, семьи? Бред украинских СМИ даже опровергать не стоит – это клиника.
С. Еремин: Кто воюет с Новороссиией?
С. Бережной: Повторяю: это война с Россией пока ещё в Новороссии, хотя Киев твердит о Белгородчине, Воронеже, Курске, Ростове, Краснодаре и т.д. как об исконных украинских землях, подлежащих освобождению от русских. Двадцать лет в сознание украинцев вбивали: Россия – враг, русских надо убивать. Воспитаны целые поколения с доминантой: «москаляку на гиляку!» Я беседовал с пленными: есть ненавидящие нас, но большинству всё равно, лишь бы платили. Пленные спецназовцы не знали своей истории, за исключением капитана – и это показатель интеллекта. Колбасно-долларовое сознание: платите деньги и мы будем воевать. Не стоит тратить время на их переубеждение – неблагодарное занятие.
С. Еремин: Последний вопрос. Что заставило опять оказаться на войне?
С. Бережной: Ненавижу войну и насилие в любой форме. Не хочу, чтобы мои дети и внуки пережили то, что переживает Донбасс. Да, мы разные и по-разному воспринимаем чужую боль. Но бывают моменты в жизни страны и нации, когда надо встать на колени, чтобы помолиться перед боем – вера сплачивает. Есть сегодня у России свой Сергий Радонежский, есть свой Дмитрий Донской. Готовы ли мы сегодня к сопротивлению? Увы, пока единицы. Многомиллионный Донбасс ломанул через границу, вместо того, чтобы брать в руки оружие и идти на Киев. Если бы не горстка луганчан, дончан и российских добровольцев, то маршировать бы колонам бандеровцев по улицам Москвы. Впрочем, пятая колонна уже активизировала свою сеть и заносится рука для удара в самое сердце. Я видел депутатов из областной Думы сибирских городов, с оружием в руках рядовыми бойцами сражающихся с карателями. Это их отпуск. Там были средней руки бизнесмены, работник банка, офицеры, отставники и просто честные люди, приехавшие сражаться. Они добровольцы, деньги не получают: на амбразуру или под танк за деньги не ложатся. Сегодня пассионарии России сражаются на Донбассе, чтобы не взрывались наши дома и не гибли наши дети в Белгороде или Воронеже, Москве или Питере. Увы, не все это понимают или не хотят понимать – сытость мешает. Запылает наша Россия и порскнут, как крысы, обыватели, лавочники, чиновники, как бежали здоровые мужики из Донбасса – для них родина там, где тепло и сытно. У Станислава Куняева есть строки: «Им есть, где жить, а нам – где умирать». Так вот мы не побежим и нас ещё в России немало.
Буржуазная Европа, эти прославленные демократии легли под Гитлера как подстилки практически без сопротивления. Лишь Франция сражалась аж целый месяц! А мы не только четыре года гнулись, но не ломались, так ещё и до Берлина дошли! Вывод: мы были сплочённым народом с сильной властью, как бы её сейчас не нарекали. Но факты неопровержимы. Кстати, встреченный там немец сказал: только вы, русские, способны противостоять американскому фашизму, и если бы мы были вместе, то Европа была бы непобедима.
Недавно встретил депутата и бизнесмена – кошелек для алчных чиновников, который клял власть и президента, восхищался Порошенко и Яценюком, сетовал на курс валюты и ненавидел Россию именно за то, что она поднимается с колен. Ему привычнее находиться в интимной позе, заодно облизывая ботинки. А ведь таких немало. Это сытое быдло уже привыкло к роскоши отелей, научилось стоять на лыжах и чванливо жрать в дорогих ресторанах. Они вне Родины, они уже изначально продали её за лобстеры и туалетную бумагу. Что с ними делать? Приятель предложил вывозить их в багажнике на Донбасс, чтобы они рыли окопы, подносили «утки» искалеченным, довольствовались похлёбкой. Хотя бы на месяц, а там посмотрим. Хотя они уже мертвы – проржавевшей душой, отсутствием совести, веры и вряд ли подлежат реанимации.
Сергей Еремин, заместитель главного редактора газеты «Белгородская правда»