Други по почте прислали.
Саша Воронцов был в плену 5 лет; два года его не кормили; испытывали на нем приемы рукопашного боя; стреляли почти в упор, но не могли расстрелять !!!
В 1995 году - первая Чечня, первая война. Я подполковник
Антоний Маньшин, был командиром штурмовой группы, а
соседняя вторая штурмовая группа была названа именем
героя России Артура, моего друга, который погиб в Грозненских боях, накрыв собой раненого солдата: солдат выжил, а он погиб от 25 пулевых ранений. В марте 1995 года Артура из 30 бойцов на трех БРДМ-ах выполняла штабной рейд по блокированию групп боевиков во Введенском ущелье. Есть там такое место Ханчелак, что переводиться с чеченского как мертвое ущелье,
там нашу группу поджидала засада. Засада - это верная смерть: головная и замыкающая машины подбиваются, и тебя методически расстреливают с высоток. Группа, попавшая в засаду, живет максимум 20-25 минут - остается братская могила. По радиостанции запросили помощь с воздуха вертолетов огненной поддержки, подняли мою штурмовую группу, мы прибыли на место через 15 минут. Управляемыми ракетами воздух-земля уничтожили
огневые позиции на высотках, к нашему удивлению группа
уцелела, только недосчитались Саши Воронцова.
Он был снайпером и сидел на головной машине, на БРДМ-е
и взрывной волной его сбросило в ущелье метров 40-50 глубиной.
Стали его искать, не нашли. Уже стемнело. Нашли кровь на камнях,а его не было. Худшее получилось, он контуженный попал в плен к чеченцам. Мы по горячим следам создали поисково-спасательнуюгруппу, трое суток лазили по горам, даже в контролируемые населенные пункты боевиков ночью входили, но так Сашу и не нашли. Списали, как без вести пропавшего, потом представили к
ордену Мужества. И вы, представляете, проходит 5 лет. Начало 2000 года, штурм Шатоя, в Артурском ущелье в Шатойском районе есть населенный пункт Итум-Кале, при блокировке его нам мирные жители сообщили, что у них в зиндале(в яме) сидит наш спецназовец уже 5 лет.
Надо сказать, что 1 день в плену - это ад. А тут 5 лет. Мы бегом туда, уже смеркалось. Фарами от БМП освятили местность. Видим яму 3 на 3 и 7 метров глубиной. Лесенку спустили, поднимаем, а там живые мощи. Человек шатается, падает на колени и я по глазам узнал
Сашу Воронцова, 5 лет его не видел и узнал. Он весь в бороде, камуфляж на нем разложился, он в мешковине был, прогрыз дырку для рук, и так в ней грелся. В этой яме он испражнялся и там жил, спал, его вытаскивали раз в два-три дня на работу, он огневыепозиции чеченцам оборудовал. На нем наживую чеченцы испытывали
приемы рукопашного боя, то есть ножом тебя в сердце бьют, а ты должен удар отбить. У нас в спецназе подготовка у ребят хорошая , но он изможденный, никаких сил у него не было, он, конечно промахивался - все руки у него были изрезаны. Он перед нами на
колени падает, и говорить не может, плачет и смеется. Потом говорит: “Ребята, я вас 5 лет ждал, родненькие мои.” Мы его в охапку, баньку ему истопили, одели его. И вот он нам рассказал всё, что с ним было за эти 5 лет.
Вот мы сидели неделю с ним, соберемся за трапезой,
обеспечение хорошее было, а он кусочек хлеба мусолит часами и ест тихонечко. У него все вкусовые качества за 5 лет атрофировались. Рассказал, что его 2 года вообще не кормили. Спрашиваю:”Как ты жил-то?” А он: “Представляешь, командир, крестик целовал, крестился,
молился, брал глину, скатывал в катышки, крестил её, и ел. Зимой снег ел”. “Ну и как?”- спрашиваю. А он говорит: ”Ты знаешь, эти катышки глиняные были для меня вкуснее, чем домашний пирог. Благословенные катышки снега были слаще меда”.
Его 5 раз расстреливали на Пасху. Чтобы он не убежал, ему перерезали сухожилия на ногах, он стоять не мог. Вот ставят его к скалам, он на коленях стоит в 15-20 метров от застрельщиков, человек в с автоматами.
Говорят: “Молись своему Богу, если Бог есть, то пусть он тебя спасет”. А он так молился, у меня всегда в ушах его молитва, как простая русская душа: “Господи Иисусе, мой Сладчайший, Христе мой Предивный, если Тебе сегодня будет угодно, я ещё поживу немножко”. Глаза закрывает и
и крестится. Они спусковой крючок снимают - осечка. И так дважды - выстрела не происходит. Передвигают затворную раму - нет выстрела.
Меняют спарки магазинов, выстрела не происходит, автоматы меняют, выстрела не происходит. Подходят и говорят: “Крест сними”. Расстрелять его не могут, потому что крест на нем. А он говорит: “Не я этот крест надел, а священник в таинстве Крещения. Я снимать не буду”. У них руки тянутся крест сорвать, а в полуметре от его тела их скрючивает благодать
Святого Духа и они скорченные падают на землю. Избивают его
прикладами автоматов и бросают его в яму. Вот так два раза пули не вылетали из канала ствола, а остальные вылетали и всё мимо него летели.
Почти в упор не могли расстрелять, его только камешками посекает от рикошета и всё.
И так оно бывает в жизни. Последний мой командир, герой России Шадрин говорил: “Жизнь странная, прекрасная и удивительная штука”.
В Сашу влюбилась девушка чеченка, она его на много моложе, ей было 16 лет. то тайна души. Она на третий год в яму по ночам носила ему козье молоко, на веревочки ему спускала, и так она его выходила. Её ночью родители ловили на месте происшествия, пороли до смерти, запирали в чулан. Звали её Ассель. Я был в том чулане, там жутко холодно, даже
летом, там крошечное окошко и дверь с амбарным замком. Связывали её. Она умудрялась за ночь разгрызать веревки, разбирала окошко, вылезала,доила козочку и носила ему молоко. Он Ассель забрал с собой. Она крестилась с именем Анна, они повенчались, у них родилось двое деточек, Кирилл и Машенька. Семья прекрасная.
Вот встретились мы с ним в Псково - Печерском монастыре. Обнялись, оба плачем. Он мне всё рассказывает. Я его к старцу Адриану повел, а там народ не пускает. Говорю им: “Братья и сестры, мой солдат, он в Чечне в яме 5 лет просидел. Пустите Христа ради”. Они все на колени встали, говорят: “Иди, сынок”.
Прошло минут 40. Выходит с улыбкой мой Саша от старца Адриана и говорит: “Ничего не помню, как будто с солнышком беседовал!”. А в ладони у него ключи от дома. Батюшка им дом подарил, который от одной старой монахини монастырю отошел. А самое главное мне Саша при расставании сказал, когда я его спросил, как же он всё это пережил: “Я два года пока сидел в яме плакал так, что вся глина подо мной мокрая от слез
была. Я смотрел на звездное чеченское небо в воронку зиндана и искал моего Спасителя. Я рыдал как младенец, искал моего Бога”. “А дальше?”- Спросил я. “А дальше я купаюсь в Его объятиях”,- ответил Саша.
Автор - подполковник Антон Маньшин, герой Чеченской войны.
зы. Камрады, ради Бога, не флудите в этой теме.
Саша Воронцов был в плену 5 лет; два года его не кормили; испытывали на нем приемы рукопашного боя; стреляли почти в упор, но не могли расстрелять !!!
В 1995 году - первая Чечня, первая война. Я подполковник
Антоний Маньшин, был командиром штурмовой группы, а
соседняя вторая штурмовая группа была названа именем
героя России Артура, моего друга, который погиб в Грозненских боях, накрыв собой раненого солдата: солдат выжил, а он погиб от 25 пулевых ранений. В марте 1995 года Артура из 30 бойцов на трех БРДМ-ах выполняла штабной рейд по блокированию групп боевиков во Введенском ущелье. Есть там такое место Ханчелак, что переводиться с чеченского как мертвое ущелье,
там нашу группу поджидала засада. Засада - это верная смерть: головная и замыкающая машины подбиваются, и тебя методически расстреливают с высоток. Группа, попавшая в засаду, живет максимум 20-25 минут - остается братская могила. По радиостанции запросили помощь с воздуха вертолетов огненной поддержки, подняли мою штурмовую группу, мы прибыли на место через 15 минут. Управляемыми ракетами воздух-земля уничтожили
огневые позиции на высотках, к нашему удивлению группа
уцелела, только недосчитались Саши Воронцова.
Он был снайпером и сидел на головной машине, на БРДМ-е
и взрывной волной его сбросило в ущелье метров 40-50 глубиной.
Стали его искать, не нашли. Уже стемнело. Нашли кровь на камнях,а его не было. Худшее получилось, он контуженный попал в плен к чеченцам. Мы по горячим следам создали поисково-спасательнуюгруппу, трое суток лазили по горам, даже в контролируемые населенные пункты боевиков ночью входили, но так Сашу и не нашли. Списали, как без вести пропавшего, потом представили к
ордену Мужества. И вы, представляете, проходит 5 лет. Начало 2000 года, штурм Шатоя, в Артурском ущелье в Шатойском районе есть населенный пункт Итум-Кале, при блокировке его нам мирные жители сообщили, что у них в зиндале(в яме) сидит наш спецназовец уже 5 лет.
Надо сказать, что 1 день в плену - это ад. А тут 5 лет. Мы бегом туда, уже смеркалось. Фарами от БМП освятили местность. Видим яму 3 на 3 и 7 метров глубиной. Лесенку спустили, поднимаем, а там живые мощи. Человек шатается, падает на колени и я по глазам узнал
Сашу Воронцова, 5 лет его не видел и узнал. Он весь в бороде, камуфляж на нем разложился, он в мешковине был, прогрыз дырку для рук, и так в ней грелся. В этой яме он испражнялся и там жил, спал, его вытаскивали раз в два-три дня на работу, он огневыепозиции чеченцам оборудовал. На нем наживую чеченцы испытывали
приемы рукопашного боя, то есть ножом тебя в сердце бьют, а ты должен удар отбить. У нас в спецназе подготовка у ребят хорошая , но он изможденный, никаких сил у него не было, он, конечно промахивался - все руки у него были изрезаны. Он перед нами на
колени падает, и говорить не может, плачет и смеется. Потом говорит: “Ребята, я вас 5 лет ждал, родненькие мои.” Мы его в охапку, баньку ему истопили, одели его. И вот он нам рассказал всё, что с ним было за эти 5 лет.
Вот мы сидели неделю с ним, соберемся за трапезой,
обеспечение хорошее было, а он кусочек хлеба мусолит часами и ест тихонечко. У него все вкусовые качества за 5 лет атрофировались. Рассказал, что его 2 года вообще не кормили. Спрашиваю:”Как ты жил-то?” А он: “Представляешь, командир, крестик целовал, крестился,
молился, брал глину, скатывал в катышки, крестил её, и ел. Зимой снег ел”. “Ну и как?”- спрашиваю. А он говорит: ”Ты знаешь, эти катышки глиняные были для меня вкуснее, чем домашний пирог. Благословенные катышки снега были слаще меда”.
Его 5 раз расстреливали на Пасху. Чтобы он не убежал, ему перерезали сухожилия на ногах, он стоять не мог. Вот ставят его к скалам, он на коленях стоит в 15-20 метров от застрельщиков, человек в с автоматами.
Говорят: “Молись своему Богу, если Бог есть, то пусть он тебя спасет”. А он так молился, у меня всегда в ушах его молитва, как простая русская душа: “Господи Иисусе, мой Сладчайший, Христе мой Предивный, если Тебе сегодня будет угодно, я ещё поживу немножко”. Глаза закрывает и
и крестится. Они спусковой крючок снимают - осечка. И так дважды - выстрела не происходит. Передвигают затворную раму - нет выстрела.
Меняют спарки магазинов, выстрела не происходит, автоматы меняют, выстрела не происходит. Подходят и говорят: “Крест сними”. Расстрелять его не могут, потому что крест на нем. А он говорит: “Не я этот крест надел, а священник в таинстве Крещения. Я снимать не буду”. У них руки тянутся крест сорвать, а в полуметре от его тела их скрючивает благодать
Святого Духа и они скорченные падают на землю. Избивают его
прикладами автоматов и бросают его в яму. Вот так два раза пули не вылетали из канала ствола, а остальные вылетали и всё мимо него летели.
Почти в упор не могли расстрелять, его только камешками посекает от рикошета и всё.
И так оно бывает в жизни. Последний мой командир, герой России Шадрин говорил: “Жизнь странная, прекрасная и удивительная штука”.
В Сашу влюбилась девушка чеченка, она его на много моложе, ей было 16 лет. то тайна души. Она на третий год в яму по ночам носила ему козье молоко, на веревочки ему спускала, и так она его выходила. Её ночью родители ловили на месте происшествия, пороли до смерти, запирали в чулан. Звали её Ассель. Я был в том чулане, там жутко холодно, даже
летом, там крошечное окошко и дверь с амбарным замком. Связывали её. Она умудрялась за ночь разгрызать веревки, разбирала окошко, вылезала,доила козочку и носила ему молоко. Он Ассель забрал с собой. Она крестилась с именем Анна, они повенчались, у них родилось двое деточек, Кирилл и Машенька. Семья прекрасная.
Вот встретились мы с ним в Псково - Печерском монастыре. Обнялись, оба плачем. Он мне всё рассказывает. Я его к старцу Адриану повел, а там народ не пускает. Говорю им: “Братья и сестры, мой солдат, он в Чечне в яме 5 лет просидел. Пустите Христа ради”. Они все на колени встали, говорят: “Иди, сынок”.
Прошло минут 40. Выходит с улыбкой мой Саша от старца Адриана и говорит: “Ничего не помню, как будто с солнышком беседовал!”. А в ладони у него ключи от дома. Батюшка им дом подарил, который от одной старой монахини монастырю отошел. А самое главное мне Саша при расставании сказал, когда я его спросил, как же он всё это пережил: “Я два года пока сидел в яме плакал так, что вся глина подо мной мокрая от слез
была. Я смотрел на звездное чеченское небо в воронку зиндана и искал моего Спасителя. Я рыдал как младенец, искал моего Бога”. “А дальше?”- Спросил я. “А дальше я купаюсь в Его объятиях”,- ответил Саша.
Автор - подполковник Антон Маньшин, герой Чеченской войны.
зы. Камрады, ради Бога, не флудите в этой теме.