Суд над девушками из Pussy Riot, начавшийся в понедельник в Хамовническом суде, принес только одну сенсацию: одна из подсудимых назвала «панк-молебен» в храме Христа Спасителя " этической ошибкой " и заявила о готовности извиниться перед верующими. Все остальное — отказ на ходатайства подсудимых, бессмысленно-обтекаемые формулировки судьи, ограничения на трансляцию, бормотание прокурора, зачитывающего обвинительное заключение, — было вполне ожидаемо.
Нужно отдать должное прокуратуре, сотрудники которой умудрились превратить обвинительное заключение в своеобразный шедевр, ознакомление с которым возбуждает желание потащить в суд — за надругательство над русским языком и здравым смыслом — его авторов. Нашпиговав документ высокопарными формулировками: «злостный совместный умысел, осквернение святыни», «кощунственным образом унизили вековые устои», «посягнули на сакраментальность церковного таинства», «значимый урон священным ценностям христианского служения», и так четыре страницы машинописного теста, — прокуроры выставили на всеобщее обозрение юридическую несостоятельность выдвигаемых обвинений.
Казалось бы, факт хулиганства налицо. Достаточно обратиться к закону «О свободе совести и о религиозных объединениях», запрещающему «проведение публичных мероприятий, размещение текстов и изображений, оскорбляющих религиозные чувства граждан, вблизи объектов религиозного почитания». Но обвинитель почему-то обращается не к законам страны, а к «сакраментальным ценностям» православия.
Что касается «предварительного сговора» (ст.213, ч.2 УК РФ), позволяющего приговорить Pussy Riot к семи годам лишения свободы, он показан (и не доказан) только в части изготовления нарядов и использования аппаратуры: дескать, раз пришли в одинаковых «кощунственных» костюмах и с аппаратурой, значит, заранее готовились. Все остальные «преступные замыслы» — «сговор с целью совершения грубого нарушения общественного порядка, выражающего явное неуважение к обществу по мотивам религиозной ненависти и вражды и мотивам ненависти в отношении какой-либо социальной группы», «спровоцировать волнения среди верующих» и пр. — повисают в воздухе.
Беспомощность гособвинения хорошо гармонирует с убогостью оправданий обвиняемых: «Мы даже не думали тогда, что для кого-то наши действия будут оскорбительны». О том, что незнание закона не освобождает от ответственности за его нарушение, девушки тоже не знали, и это даже похоже на правду. Зачем обращаться к законам, если даже прокурор зациклился на «священных ценностях».
Между тем, налицо чисто юридический казус. Подобно тому, как советские суды превращались в посмешище из-за инкриминируемой диссидентам «заведомой ложности» убеждений и распространяемой информации, в деле Pussy Riot нет доказательств преступности целей и мотивов. Прокурор развивает тему богохульства, а девушки утверждают, что пришли помолиться Богородице, потому что их «расстроил» призыв патриарха Кирилла голосовать на президентских выборах за Путина, т.е. признаются в политических мотивах.
Более того, они указывают, что «отказ признать политический мотив их действий свидетельствует об ангажированности следователей». Про чувства верующих они не подумали, про закон «О свободе совести и о религиозных объединениях» не знали, им было не до того, потому что, как признали в интервью британской газете Guardian другие, пока еще находящиеся на свободе участницы Pussy Riot, цель их действий — «прогнать Путина и изменить политическую систему». Выносить этот вопрос на суд, находящийся в центре внимания общества, власть не хочет, и центр тяжести перенесен на вопросы веры.
В результате судебное разбирательство превращается в цирк, прокуратура в очередной раз становится объектом осмеяния, прогрессивная общественность негодует, а крайней остается РПЦ, за что нужно сказать отдельное спасибо активности православных граждан и некоторых священнослужителей. В сухом остатке имеем пять месяцев непрерывного скандала, по результатам которого уже невозможно понять, кто хуже — защитники православия и их мракобесие или борцы свободу и их агрессивные нападки на РПЦ.
В этом, похоже, и состоит своеобразная уникальность дела Pussy Riot: многозначительная тема богохульства вытеснила чисто юридический вопрос о хулиганстве, под флером которого таится политический умысел, на котором настаивают подсудимые. А ответ на главный вопрос — что это было, самодеятельность членов одной из «арт-групп» или заказная провокация — так и не получен.
Пока эксперты рассуждают о разрушении культурного кода и месте религии в современном обществе, из девушек лепят образы невинных жертв борьбы с преступным режимом. А публика стоит на ушах, требуя уже не честных выборов и демократии для всех, а всего лишь выпустить их тюрьмы трех неразумных грешниц, которые — это признают все — совершили правонарушение и оскорбили верующих, но, как полагают многие, не столь тяжкие, чтобы платить за них годами лишения свободы.
Но судя по тому, как прошло первое судебное заседание, игра уже сделана. Власть сама загнала себя в угол, из которого нет хорошего выхода: посадят — прогрессивная общественность и креативный класс будут говорить о репрессиях и преступном режиме, выпустят — радостно завопят о победе над тем же преступным режимом. И в любом случае в эту суету будут втянуты даже те, кто поначалу вообще не придал «панк-молебну» в ХХС никакого значения.
В этом смысле того, кто придумал пляски Pussy Riot на амвоне, можно назвать гением технологии «встречного взрыва». Пока власть готовилась к президентским выборам, мечтая о национальном единстве, ей устроили небольшой, в сущности, сюрприз, который не только расколол, но и переформатировал устойчивые группы общества. В результате православные известной ослицей мечутся между «не мир, но меч» и «пусть первым бросит камень», «приличные люди» — между уважением традиций и либеральным вольнодумством, левые — между махровым атеизмом и «обремененной православием народностью».
А их осколки оскверняют себя «свальным грехом» противоестественных союзов: за свободу Pussy Riot в едином строю борются левые и либералы, традиционалисты и свободные художники, атеисты и православные. В стане их противников тоже каждой твари по паре. Отчасти это даже хорошо, потому что многим, наконец-то, пришлось думать и принимать решения самим.
Суд над девушками из Pussy Riot, начавшийся в понедельник в Хамовническом суде, принес только одну сенсацию: одна из подсудимых назвала «панк-молебен» в храме Христа Спасителя " этической ошибкой " и заявила о готовности извиниться перед верующими. Все остальное — отказ на ходатайства подсудимых, бессмысленно-обтекаемые формулировки судьи, ограничения на трансляцию, бормотание прокурора, зачитывающего обвинительное заключение, — было вполне ожидаемо.
Нужно отдать должное прокуратуре, сотрудники которой умудрились превратить обвинительное заключение в своеобразный шедевр, ознакомление с которым возбуждает желание потащить в суд — за надругательство над русским языком и здравым смыслом — его авторов. Нашпиговав документ высокопарными формулировками: «злостный совместный умысел, осквернение святыни», «кощунственным образом унизили вековые устои», «посягнули на сакраментальность церковного таинства», «значимый урон священным ценностям христианского служения», и так четыре страницы машинописного теста, — прокуроры выставили на всеобщее обозрение юридическую несостоятельность выдвигаемых обвинений.
Казалось бы, факт хулиганства налицо. Достаточно обратиться к закону «О свободе совести и о религиозных объединениях», запрещающему «проведение публичных мероприятий, размещение текстов и изображений, оскорбляющих религиозные чувства граждан, вблизи объектов религиозного почитания». Но обвинитель почему-то обращается не к законам страны, а к «сакраментальным ценностям» православия.
Что касается «предварительного сговора» (ст.213, ч.2 УК РФ), позволяющего приговорить Pussy Riot к семи годам лишения свободы, он показан (и не доказан) только в части изготовления нарядов и использования аппаратуры: дескать, раз пришли в одинаковых «кощунственных» костюмах и с аппаратурой, значит, заранее готовились. Все остальные «преступные замыслы» — «сговор с целью совершения грубого нарушения общественного порядка, выражающего явное неуважение к обществу по мотивам религиозной ненависти и вражды и мотивам ненависти в отношении какой-либо социальной группы», «спровоцировать волнения среди верующих» и пр. — повисают в воздухе.
Беспомощность гособвинения хорошо гармонирует с убогостью оправданий обвиняемых: «Мы даже не думали тогда, что для кого-то наши действия будут оскорбительны». О том, что незнание закона не освобождает от ответственности за его нарушение, девушки тоже не знали, и это даже похоже на правду. Зачем обращаться к законам, если даже прокурор зациклился на «священных ценностях».
Между тем, налицо чисто юридический казус. Подобно тому, как советские суды превращались в посмешище из-за инкриминируемой диссидентам «заведомой ложности» убеждений и распространяемой информации, в деле Pussy Riot нет доказательств преступности целей и мотивов. Прокурор развивает тему богохульства, а девушки утверждают, что пришли помолиться Богородице, потому что их «расстроил» призыв патриарха Кирилла голосовать на президентских выборах за Путина, т.е. признаются в политических мотивах.
Более того, они указывают, что «отказ признать политический мотив их действий свидетельствует об ангажированности следователей». Про чувства верующих они не подумали, про закон «О свободе совести и о религиозных объединениях» не знали, им было не до того, потому что, как признали в интервью британской газете Guardian другие, пока еще находящиеся на свободе участницы Pussy Riot, цель их действий — «прогнать Путина и изменить политическую систему». Выносить этот вопрос на суд, находящийся в центре внимания общества, власть не хочет, и центр тяжести перенесен на вопросы веры.
В результате судебное разбирательство превращается в цирк, прокуратура в очередной раз становится объектом осмеяния, прогрессивная общественность негодует, а крайней остается РПЦ, за что нужно сказать отдельное спасибо активности православных граждан и некоторых священнослужителей. В сухом остатке имеем пять месяцев непрерывного скандала, по результатам которого уже невозможно понять, кто хуже — защитники православия и их мракобесие или борцы свободу и их агрессивные нападки на РПЦ.
В этом, похоже, и состоит своеобразная уникальность дела Pussy Riot: многозначительная тема богохульства вытеснила чисто юридический вопрос о хулиганстве, под флером которого таится политический умысел, на котором настаивают подсудимые. А ответ на главный вопрос — что это было, самодеятельность членов одной из «арт-групп» или заказная провокация — так и не получен.
Пока эксперты рассуждают о разрушении культурного кода и месте религии в современном обществе, из девушек лепят образы невинных жертв борьбы с преступным режимом. А публика стоит на ушах, требуя уже не честных выборов и демократии для всех, а всего лишь выпустить их тюрьмы трех неразумных грешниц, которые — это признают все — совершили правонарушение и оскорбили верующих, но, как полагают многие, не столь тяжкие, чтобы платить за них годами лишения свободы.
Но судя по тому, как прошло первое судебное заседание, игра уже сделана. Власть сама загнала себя в угол, из которого нет хорошего выхода: посадят — прогрессивная общественность и креативный класс будут говорить о репрессиях и преступном режиме, выпустят — радостно завопят о победе над тем же преступным режимом. И в любом случае в эту суету будут втянуты даже те, кто поначалу вообще не придал «панк-молебну» в ХХС никакого значения.
В этом смысле того, кто придумал пляски Pussy Riot на амвоне, можно назвать гением технологии «встречного взрыва». Пока власть готовилась к президентским выборам, мечтая о национальном единстве, ей устроили небольшой, в сущности, сюрприз, который не только расколол, но и переформатировал устойчивые группы общества. В результате православные известной ослицей мечутся между «не мир, но меч» и «пусть первым бросит камень», «приличные люди» — между уважением традиций и либеральным вольнодумством, левые — между махровым атеизмом и «обремененной православием народностью».
А их осколки оскверняют себя «свальным грехом» противоестественных союзов: за свободу Pussy Riot в едином строю борются левые и либералы, традиционалисты и свободные художники, атеисты и православные. В стане их противников тоже каждой твари по паре. Отчасти это даже хорошо, потому что многим, наконец-то, пришлось думать и принимать решения самим.
?
