Венчались молодые в субботу, 9 августа. Скромным было венчание, потому что в этот день основные гости — крестьяне у себя работали, не на барщине. Так, около двух десятков человек. Осыпанные хмелем молодые приехали к дому жениха. По разостланному пестрому холсту поднялись на крыльцо, где отец и мать благословили их хлебом и солью. Гости осыпали их ячменем, чтобы жили в согласии и довольстве, поднесли молока, чтобы дети родились белотелыми и белолицыми,
И грянул пир, если его можно так назвать по малолюдью, Нанятые жалейщики выпучивали глаза, дуя в свои дудки, после каждой чарки ноги гостей все веселее выстукивали под столом комаринского мужика!
За переливами жалеек и стуком деревянных ложек не услышали звона колокольчиков. А когда увидели на пороге грозного офицера с орденами и со свирепо вздернутыми усами, притихли. Офицер бешеными глазами оглядел горницу и безошибочно шагнул к Егору. Молча рванул за отворот кителя и выволок на крыльцо. Тут он принялся бить смотрителя сапогами, его пышные белесые бакенбарды покрылись капельками пота.
— Как встречаешь, болван! -— орал он. На миг остановился, из-за обшлага мундира выдернул платок, вытер пот: — Встать, чума ямская! — снова гаркнул он и опять же за ворот поставил Егора на ноги.
— Имя, звание!
— - Егор Попов, станционный смотритель, — лишь успел вымолвить насмерть перепуганный Егор и слизал кровь с губы.
— Какой же ты, сукин сын, смотритель, коли не видишь, что по тракту следует майор полка имени графа Аракчеева князь Енгалычев?! Ты что тут, свадьбу развел!
— Так точно, ваша светлость! -— Егор стоял, руки по швам.
— Ах, свадьба! — вновь рявкнул Енгалычев и через плечо велел:
— Капрал,готовить шпицрутены!
Егор бухнулся на колени:
— Помилуй, батюшка, свадьба ведь...
Князь велел капралу:
— Гостям — по двадцать пять, молодым - по полсотни ударов, выполнять!
Длинноногий капрал кинулся к обозу воинской команды, расположившейся во дворе станции. По его приказу солдаты начали быстренько строить «зеленую улицу», становиться в две шеренги. Князь повернулся к согбенному Егору:
— Ты, смотритель, не трясись, государевых крестьян пороть не буду.